Нужно ли справлять поминки по
СССР?
ЯНОВСКИЙ Рудольф Григорьевич
д. филос. наук, проф., член-корреспондент РАН
Отметив в прошлом году двадцатилетие перестройки, в этом нам приходится
вспоминать о другом — столь же значимом, но явно менее мажорном — событии.
Пятнадцать лет назад, в декабре 1991 г., прекратил свое существование
СССР. Магия соседства этих годовщин спрессовала 20 лет нашей новейшей
истории в два года — кажется, еще вчера началось (как незаметно! как
исподволь!) «ускорение» и пресловутая борьба с пьянством и алкоголизмом
(вспомним скучнейшие триллеры о вреде пьянства действительного члена АМН
СССР Ф.Углова), как вдруг сегодня мы обнаружили исчезновение с карты мира
величайшей страны, победителя фашизма и надежды «всего прогрессивного
человечества».
О причинах этой драмы написано много, пожалуй, слишком много — потому
что в основном не по делу. Писали, что Горбачев был слабохарактерен и
неумен, поэтому не смог сплотить вокруг себя нацию. Что Ельцин был
эгоцентричен, мстителен и исполнен властных амбиций (что, два человека
развалили целую страну?). Что страна надорвалась экономически, вкладываясь
в вооружения (почему же выжили в гораздо более тяжелые времена?). Что
национальные окраины и республики СССР захотели самостоятельности (а кто
первый захотел?). Что коммунистическая партия деградировала, и
партчиновники поголовно переродились (куда делись миллионы честных
коммунистов? почему они молчали?) и т.д. и т.п. Вроде бы все резонно, но
большинство резонов — как-то сомнительны.
Конечно, если бы реформы прошли более удачно, сегодня мы бы смотрели в
прошлое гораздо веселее. Были недостатки — мы их устранили, поэтому и
зажили лучше, говорили бы все. Однако получилось «с точностью до
наоборот». «Мы были недовольны непередовым советским производством — а
получили вовсе рухнувшее взамен. Мы были недовольны низким уровнем жизни —
а стали в большинстве вовсе бедными и нищими. Мы были недовольны советской
бюрократией — и получили такое расплодившееся и коррумпированное
чиновничество, что вообще тихий ужас. Мы были недовольны несправедливостью
замалчиваемой — и получили несправедливость циничную и откровенную. Нравы
упали, преступность выросла, продажно все, мозговики бегут, несколько
процентов населения наслаждаются жизнью», — пишет публицист М.Веллер в
своей книге «Великий последний шанс»1.
Подобная коллизия поневоле заставляет задуматься — а зачем все это
начиналось? Кому была нужна перестройка и развал Союза? Кто и когда
допустил главную ошибку? Время идет, а эти вопросы не дают нам покоя.
Интересно, что на этот вопрос гораздо лучше отвечают люди искусства —
литераторы, публицисты, художники — словом, те, кто использует не понятия,
но образы (снова «умом Россию не понять»?). Уже упомянутый нами М.Веллер
задает вопрос — почему рушились все великие державы и империи древности?
Почему рухнул Древний Египет? Почему рухнула Ассирия? А Вавилон? Великая и
могучая Персия тоже рухнула. Уж такая великая, богатая и мощная была
страна, столько войн провела — и вот под напором Александра Македонского с
куда меньшим войском — развалилась легко и бесславно.
Самый яркий пример — Спарта. «Ее никто никогда не победил. Ликург дал
ей беспрецедентные в истории по суровости и нетерпимости законы.
Воспитание — суровей некуда. Хилых младенцев— в пропасть. Мальчиков — вон
из семьи в казармы. Жить впроголодь, тренироваться до упаду, украсть и не
попасться — доблесть. Страдания терпеть, смерти не бояться, пощады не
знать. Роскошь запрещена, деньги в общем тоже, все стороны жизни
регламентированы Законом и Советом старейшин. Военный коммунизм в военном
лагере. Общее питание, общие жилища, женщины с маленькими детьми сидят по
домам, видя мужей на побывках», — живописует спартанские нравы Веллер, и в
целом не грешит против истины. А потом дает суровый ответ: «Прикончила ее
победа над Афинами. Суровые спартанцы нюхнули роскоши. Они отведали
вкусных яств и изысканных вин, которых в Спарте не то чтобы не было — но
сама мысль о таковых роскошных излишествах уже было преступлением против
законов Ликурга. Они познали ласки “секс-рабынь” и походили в дорогих
тонких тканях. А ведь сначала им давали взятки со страхом и сомнением — и
только дорогим оружием! Коготок увяз. Сладость хорошей жизни мгновенно
сделала спартанских чиновников продажными. Спарта лихорадочно
вознаграждала себя за века аскетизма, наслаждаясь благами эллинской
цивилизации. Немедленно вслед за тем мужчины не захотели жить в казармах и
жрать “черную похлебку”, зато женщины захотели тканей и притираний, то
бишь модных шмоток и косметики. И все хотели много и вкусно есть и пить. В
результате стали продавать свои земли, что было строжайше запрещено
раньше, и свобода торговли по афинскому образцу мигом расколола спартанцев
на богатых и бедных, и кончилось братство военного коммунизма, и никто
больше не хотел умирать, а наоборот, все хотели получать максимум
удовольствия от жизни. Дальше? Дальше все. Название осталось. А народ и
страна кончились.
Введение монетаризма и свободного рынка быстро уничтожили Спарту. Можно
сказать и так — чистая правда будет».
Завершающим аккордом звучит пример Древнего Рима, ставший уже
хрестоматийным. Уж его античная история изучена вдоль и поперек, как
никакая другая. Отчего он рухнул? Враги завоевали? Ничего подобного.
«Вечный город был наказан за свои злодеяния, несправедливость, разврат и
лицемерие. Разврат расходился от императорского двора, и не было управы на
беспредел чиновников, и шваль со всего мира ехала в Рим делать деньги и
жить роскошно, и хлеба со зрелищами требовал плебс, развращенный
бездельем, и только варвары еще хотели служить в легионах, и никто не
хотел за Рим умирать, а все хотели Рим доить», — резюмирует писатель.
В этих ярких примерах отражена значительная доля исторической истины.
Последняя заключается в том, что исторические пути всех империй и
сверхдержав прошлого довольно схожи, и все они связаны с развитием их
государственной и политической системы. Как пишет тот же М.Веллер,
государство эволюционирует, у него появляются новые органы, законы,
функции и блага. Это изменения носят в большей мере качественный характер,
так как приводят к увеличению государства.
Эти изменения иные, количественные. «Государство делается все более
могучим — но одновременно все менее родным для каждого. По мере роста
государственного аппарата отчуждение государства от человека
увеличивается, это отмечали многие. Государство структурируется все
сложнее, все совершеннее — в этом его сила и мощь, его энергоемкость и
совершенство. Но при этом все менее полно совпадают интересы каждого
отдельного человека с интересами госструктур! <…> И неизбежно наступает
момент, когда дистанция между государством и человеком делается
критической», — отмечает М.Веллер, и мы снова готовы с ним согласиться.
Действительно, законы политической жизни открыты не сегодня и не вчера.
Согласно им, количественные и качественные изменения государства неизменно
сопровождаются изменением отношения к нему со стороны общества. Чем
крупнее, населеннее, разнороднее, мощнее, богаче государство, тем больше у
него шансов начать жить по своим собственным законам, для себя и под своей
собственной охраной. И тем сильнее у него стремление исключить из своего
существования простого человека, тем обезличеннее, равнодушнее к
гражданину оно становится.
Постепенно гражданин для государства начинает значить не то, что
раньше, и оно для него тоже начинает значить совсем иное. Отношение к
государству меняется, происходит отчуждение большинства населения (а оно
уже осознало свою силу— в период революционных преобразований!) от
политической жизни, от принятия важных решений, от жизни В ЦЕЛОМ. А когда
простой человек чувствует, что государству он не нужен, он начинает жить
по простым законам обыденного сознания — «моя хата с краю», «кто смел —
тот и съел», «с сильным не борись, с богатым не судись», «красиво жить не
запретишь» и пр. (Хуже всего, когда законом становится правило «умри ты
сегодня, а я завтра».) Когда люди перестают отождествлять себя с
государством и перестают видеть в нем смысл — срок его исчезновения верен
и скор.
Ну а если в ход пошли представления и стереотипы обыденного мышления,
если люди разуверились в официальных СМИ, в науке и идеологии, если «раз
кем-то и где-то увиденное» возводится в закон жизни, то поводом к
эскалации конфликта с государством может встать любая чушь, самый
невероятный вздор. Отсюда и мода на диссидентские разговоры, что «армия
проедала все народное добро», «что нацреспублики — это нахлебники, клещи
на теле богатой и самодостаточной России», что у России есть все —
энергоресурсы, вода и земля, лес и металл, люди и заводы, авиация и флот,
что стоит лишь сбросить балласт, и на новую Россию с небес обрушится манна.
А как грел душу призыв — вместо плановой системы, обескровившей нашу
экономику, ввести свободное предпринимательство, чтоб все работали как
надо, освободились от мелочного контроля, удовлетворяли спрос и сами
богатели при этом,— да это же просто рай!
(А трехлетний план сегодня снова ввели! И отнюдь не на основе
индикативного планирования, как во Франции! Опять все получается, как у
А.Зиновьева — вопрос не в том, чего мы достигли, а в том, какой ценой мы
вернемся к уже освоенному…)
Государство — это люди, и об этом забывать нельзя. Системный кризис и
исчерпанность СССР на личностном уровне проявились через то, что минусы
Союза стали виднее плюсов и почти все ассоциировали желательную жизнь не с
ним. От разнокалиберных начальников, которые надеялись хапнуть кусок
побольше и сравняться с западными миллионерами по роскоши, до простого
народа, осведомленного о западных зарплатах и благах и грезившего товарным
изобилием и туристическими поездками за рубеж.
Последний мотив был самым излюбленным для тех, кто мечтал, что
справедливая «невидимая рука» рынка все расставит по своим местам. Среди
таких были и экономисты с мировым именем, а еще больше — темного плебса,
которому не хотелось ничего давать обществу, а только у этого общества
брать. До сих пор некоторые выдающиеся умы придерживаются мнения, что СССР
проиграл не столько политически, идеологически и психологически, сколько
экономически и социально. Самые «продвинутые» заговорили о конце
социализма, отождествив содержание, принцип с формой и объявив, что с
гибелью «тюрьмы народов» самоликвидируется и мировой социализм. И вот
здесь есть о чем подумать, на время оставив в стороне эмоции и
полемические восклицания.
Во-первых, принципиально заблуждались те, кто отождествил СССР,
социализм и принцип уравнительной справедливости. Да, долгое время в нашей
стране в той или иной форме преобладала доктрина уравнительного
распределения благ. Но, как отмечает В.А. Литвинов, реальных примеров
воплощения этой идеи было немного; чаще подобное распределение выдвигалось
в качестве некоего социального идеала. Таким идеалом было, в частности, и
«распределение по потребностям», закрепленное в качестве неотъемлемого
атрибута общества будущего в Программе КПСС, принятой на XXII съезде
партии в 1961 году2.
Во-вторых, «горячие головы» нашей перестройки забыли (некоторые,
возможно, умолчали), что ценностям социализма больше отвечает принцип
распределительной справедливости, что социалистическая система
справедливого распределения (принцип «распределения по труду») сыграла
огромную роль в становлении современного общества. Во всех развитых
странах мира влияние данной модели распределительной справедливости
сегодня очень велико, хотя это не всегда признается.
Этот тезис был в полной мере реализован в социальной практике СССР. Как
известно, в условиях социалистической экономики любой человек определенную
часть своего рабочего времени работает «на себя», часть — «в конечном
счете на себя», часть — «на общество». Часть продукта, произведенная «для
себя», возвращается работнику в виде заработной платы. Часть,
произведенная «для общества», идет соответственно на общественные нужды и
работнику не возвращается. Третья же часть произведенного — «в конечном
счете на себя» — аккумулируется в общественных фондах потребления, из
которых материальные блага возвращаются работнику, но уже независимо от
количества и качества его труда, а по соображениям социальной
справедливости, которая понимается как обеспечение предельно равного (в
данных экономических условиях) доступа человека к некоторым жизненно
важным благам (медицине, образованию, жилью) и смягчение ряда негативных
последствий объективного неравенства всех людей (содержание
нетрудоспособных, помощь малообеспеченным и многодетным семьям и пр.).
Размеры общественных фондов потребления были весьма значительны. Так, в
1981 г. на потребление граждан в СССР было израсходовано 363,2 млрд руб.
(77% национального дохода). Из этой суммы 122 млрд руб. (т.е. почти треть)
«прошли» через общественные фонды потребления. Годовые же выплаты и льготы
из общественных фондов потребления на душу населения составили 456 руб.
(Это примерно 2,5 средних месячных заработных плат того времени.)
Структура выплат из этих фондов была следующей: просвещение (бесплатное
образование, культурно-просветительская работа, стипендии учащимся и пр.)
— 27%; здравоохранение и физическое воспитание (бесплатная медицина,
санаторно-курортное обслуживание, спортивные секции, школы и пр.) — 15%;
пенсии — 29%; социальные пособия — 9%; содержание жилья в части, которая
не покрывалась квартирной платой — 6%3.
Стоит отметить, что в упоминавшейся выше Программе КПСС к этому времени
предполагалось не ввести поголовно бесплатное обслуживание, но только
довести долю общественных фондов потребления до 50% доходов гражданина
(реально она дошла примерно до 20%). За счет этого полагалось возможным
осуществить ряд социальных мер: бесплатно содержать детей в детских
учреждениях, а также школах-интернатах, обеспечить материально
нетрудоспособных, ввести бесплатное образование во всех видах учебных
заведений, бесплатное медицинское обслуживание всех граждан, включая и
обеспечение медикаментами и санаторное лечение, бесплатное пользование
квартирами и коммунальными услугами и пр. Если трезво оценить все реально
достигнутое к 1981 г., следует признать, что многие пункты были полностью
или частично реализованы, доступ ко многим материальным благам был если не
бесплатным, то осуществлялся за символическую плату.
Да, благ «на всех» не хватало, и потребительский сектор экономики
существовал в условиях дефицита. Тем не менее следует признать, что
система в целом работала. Более того, социальная эффективность подобной
системы распределения настолько очевидна, что все страны в различной мере
заимствовали главное ее достоинство — аккумуляцию части средств,
предназначенных для потребления, в общественных фондах и их
перераспределение. Элементы социалистической системы присутствуют в стране
«классического капитализма» — США, а в некоторых странах с сильно
развитыми в экономике рыночными механизмами они так значимы, что эти
страны часто определяют как социалистические, хотя, с точки зрения
классического марксизма, они не являются таковыми.
Это значит, что в так называемом «соревновании систем» проиграл не
социализм, а старый Союз, точнее — его руководство и наука, не сумевшие
трезво осмыслить происходящее и не справившиеся со всем накопленным грузом
проблем и противоречий. Развал СССР не стал развалом мировой системы
социализма, он стал одним из этапов мирового движения к истинному
социализму, к построению современного общества, основанного на ценностях
социальной демократии — свободе, солидарности и социальной справедливости.
Так стоит ли трагически заламывать руки и посыпать голову пеплом, когда
речь заходит о распаде СССР? Да, все мы крайне обеспокоены теми
негативными явлениями, которые непосредственно связаны с ликвидацией Союза
как унитарного государства — недостаточной защищенностью наших границ,
наркотрафиком, нелегальной миграцией, ущемленным положением наших бывших
сограждан в некоторых странах СНГ и пр. Но что нам мешает заняться
исправлением этих ошибок? Как известно, это не связано напрямую с
увеличением территории России (тезис о том, что России достаточно своей
территории, еще раз прозвучал в ходе октябрьской телеконференции В.В.
Путина). Для этого есть большое количество инструментов международного
сотрудничества — ШОС, ЕврАзЭС, Договор о коллективной безопасности.
Наконец, Союзное государство России и Беларуси. Стоит ли нам хвататься за
прошлое? Взять из него все лучшее — очевидно, в этом состоит наша главная
задача.
1 Здесь и далее приведены цитаты из издания: Веллер М.И. Великий
последний шанс. М.: АСТ, 2006. — 464 с.
2 См.: Программа КПСС. М., 1968. С. 63, 93.
3 См.: Литвинов В.А. Волшебное слово «справедливость»
(социоэкономический очерк) // Преподавание истории и обществознания в
школе. 2000. № 4. С. 4.